Иштван Сабо, великий художник, между прочим, живший и в тоталитарном государстве, долгое время так и поступал - судил. Судил и развенчивал в "Полковнике Рёдле" и в "Мефисто" талантливо, даже гениально, как бы оправдывая исторически и художественно себя и свой народ, за себя и за народ отрекаясь "от старого мира". В "Мнениях сторон", откровенно варьирующих тематику "Мефисто", он уже не судит, он разбирается. И небеспристрастно, как можно было бы подумать, поверив его публичному высказыванию "...кончилось время идеологий и пора разобраться в событиях того тоталитарного периода по-человечески", ибо беспристрастность при оценке многочисленных и многосторонних истин невозможна, беспристрастность неизбежно кончается служением победителю. Сабо сочувствует. И именно это сочувствие сейчас, в этот миг, в этом тексте, да что там - и в исторической, человеческими судьбами одухотворённой перспективе - это сочувствие возводит "Мнение сторон" в область классического гуманистического искусства: "Так нам сочувствие даётся, Как нам даётся благодать".
По-видимому, именно венецианский карнавал, одновременно и праздничный и смертоносный, как двойная чёрная маска комический аверс, трагический реверс, или наоборот, которую на этом вечере надевает отец, Леопольд Моцарт, а в дальнейшем, терроризируя Моцарта-сына, использует Сальери, и является ведущим мотивом картины Формана, выстраивающим сюжет как цепь противопоставлений радости и горя, чистоты и предательства, естественности гения и противоестественности посредственности. И, конечно, наоборот, ведь Моцарт, как вода выражение Ромена Роллана – вечен и вездесущ, но непостоянен, и, как метеор, кратковременен, а мы – сальери – преходящи и безысходно постоянны.
